Старая Контра - Страница 34

Мусорщик осторожно протянул бамбуковый шест с петлёй из лески на конце и аккуратно захлестнул ею бутылочное горлышко. Ещё одна посудина присоединилась к своим товаркам, тихонько позвякивающим на дне лодки в лужице воды и хлопьях отставшей краски. Смочехвост критически оглядел свою дневную добычу. Неплохо, очень даже неплохо. Последнее время дела его шли в гору. Разумеется, некоторую толику собранного забирает Большой Ык, старейшина цеха; но он человек правильный и лишнего не прихватит… В смысле, ежели за ним хорошенько присматривать. Шест Смочехвоста снова устремился вперёд, высушенная тыква снялась с мели и очутилась рядом с бортом лодки. Мусорщик поднял её и попытался заглянуть в узкое горлышко. Нет, ничего не видать… Тогда он с силой потряс необычный сосуд, поднеся его к уху. Внутри что-то загремело, и вроде бы послышались сдавленные писклявые проклятия. По физиономии Смочехвоста медленно расползлась его знаменитая сумасшедшая ухмылка. Он знал, кому можно выгодно сбыть такие вот странные штуки. В Биг Бэби на любой товар найдётся покупатель, дай только срок, а она к тому же очень хорошо платит…

Тыква присоединилась к сегодняшнему улову; мусорщик отложил шест и взялся за весло, чтобы провести лодку под мостом. Весло было всего одно; чтобы заставить плоскодонку двигаться, им следовало несильно загребать с кормы то в одну, то в другую сторону – табанить. Попутно стоило посматривать по сторонам – мало ли чего интересного вынесла к берегам вода. Миновав полосу глубокой тени, лодка заскользила вперёд. Внезапно за спиной мусорщика раздался странный звук: как будто из огромной бутылки выдернули туго засевшую там пробку. Смочехвост обернулся – да так и замер, выкатив глаза и приоткрыв изумлённо рот. На носовой банке, буравя его немигающим взглядом глубоко посаженных чёрных глаз и мрачно ухмыляясь, восседал совершенно кошмарный тип! Шириной плеч он почти вдвое превосходил субтильного мусорщика, и, несмотря на это, в сухощавой, перевитой верёвками мускулов фигуре не было ни единой капли жира. Впалые щёки украшали параллельные борозды племенных шрамов, и такие же шрамы белёсыми отметинами расчерчивали орехово-смуглое тело. Тыква-горлянка висела у него на шее на кожаном шнурке.

Страхолюдный куки коротко и недвусмысленно мотнул головой в сторону берега. Смочехвост, словно сомнамбула, послушно направил лодку к ближайшему спуску.

Шаман кипадачи снисходительно потрепал его на прощание по щеке и легко спрыгнул на берег. Итак, он в Вавилоне… Теперь дело было за малым: следовало найти старуху и отобрать у неё священную Книгу. Казалось бы, логично было начать поиски от того самого места, где его воины повстречались с инфернальной старушенцией, но у колдунов и ведьм своя логика: они умеют находить прямые пути там, где простым смертным приходится искать окольные. Когда-то давным-давно его учитель, старый и могущественный шаман, сказал ему, молодому и глупому: «Прислушайся! Всё, что происходит вокруг нас, есть музыка мира; научись различать отдельные звуки этой музыки – и ты станешь великим охотником; но если ты постигнешь, как складываются из этих звуков мелодии, по каким законам живёт их гармония, – ты станешь колдуном». – «А если я научусь сам задавать им ритм? Научусь играть их так же искусно, как я играю на калебасе?» – весело спросил он. «Тогда ты станешь магом… Великим Магом. – Старый шаман захихикал, показывая остатки зубов. – Ты хочешь сравняться в могуществе с теми, кто правит этим миром? Тогда учись… Учись слушать мир. – И он широким жестом обвёл ночные джунгли. – И тогда, быть может, через много-много лет…» Сейчас он шёл, повинуясь зову той самой мелодии, не слышимой и не ощутимой для прочих. Он почти видел её – тонкую, вибрирующую струну, проскальзывающую вдруг в голосах прохожих, в рисунке трещин асфальта, в ворковании голубей, облюбовавших массивный каменный балкон… Мелодия постоянно менялась, ветвилась, ширилась, и требовалась полнейшая сосредоточенность, чтобы не потерять её нить.

Мало-помалу трущобы уступали место приличным постройкам; нищих навстречу попадалось всё меньше, а хорошо одетых людей – всё больше. Шамана кипадачи словно окружала некая мрачная аура: прохожие сторонились его, мелкие воришки – подавно. Эти юркие, пронырливые человечки походили на стайку опоссумов, увидавших внезапно крупного хищника и спешащих убраться с его пути как можно скорее.

Мелодия звучала всё громче и громче; шаман начал глубоко дышать, успокаивая сознание и готовясь к скорой схватке. Он свернул за угол и резко остановился, поражённый не ощутимым для прочих могучим аккордом. Ведьма была здесь!

Шаман повернул голову. Да, бесспорно… В этом доме. Над одной из дверей красовалась новенькая вывеска: «Табакокурительный салон смоукеров. Зайди и испытай наслаждение!» У приоткрытых дверей был выставлен грубо сколоченный деревянный щит. На нём кто-то неумело, но старательно вывел: «1 папироса – 1 монета; 1 сигара малая – 15 монет; одна сигара элитная – 20 монет. Кальян (1 час) – 25 монет (на троих). Весовой табак. Заходите – всё законно!» Слово «законно» было трижды подчёркнуто. Что делалось внутри, рассмотреть с улицы не представлялось возможным; дверной проём закрывала сделанная из разноцветных пластмассовых бус занавеска. Шаман потянул носом, осторожно, чтобы ненароком не брякнули, раздвинул нити и заглянул внутрь.

Некогда здесь, похоже, располагалось маленькое кафе, или бар, или ещё что-нибудь в этом роде: несколько круглых столиков и высокая стойка остались ещё с тех пор. Однако теперь стеллаж за стойкой украшали не бутылки с напитками, а небольшие широкогорлые банки, аккуратно закрытые сверху пергаментом и перевязанные шпагатом; на столиках же место солонок и перечниц заняли массивные глиняные пепельницы. На самой стойке выстроились в ряд несколько кальянов; ещё один, самый большой, лениво пускал к потолку завитки ароматного дыма за прилавком. Справа от входа имелась небольшая дверка с загадочной табличкой «Ху-мидорная».